(no subject)
Sep. 26th, 2015 09:57 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Рондарев выжигает:
То есть, очевидно, что люди типа Прилепина, Лимонова или Константина Семина, который тут тоже сказался вдруг социалистом, в своих призывах «назад в СССР» ищут не какой-то особенной свободы для народа, а, напротив, возврата к старой привычной нормативности, которую сейчас сменила нормативность менее жесткая и допускающая какой-то люфт (правда, сейчас все меньше). Вся эта риторика про «государство рабочих и крестьян» рано или поздно у них оборачивается проклятьями в адрес битлс, порочного Запада и современного искусства, и делается совершенно очевидно, что люди ждут, когда же придет опять товарищ Молотов, который укажет всем этим абстракцистам и пидерастам, какую музыку писать, как рисовать реалистические портреты и как всем себя вести на улице. То есть, ими движет такой убогий филистерский страх перед разнообразием жизни, а не тяга к социальной справедливости: под социальной справедливостью эти люди понимают «объективные ценности», щедро сдобренные шовинизмом и имперским мегаломанским размахом. Недаром большинство из них сейчас переделалось в цепных псов режима: вся эта публика до мозга костей этатисты, они ждут, что государство опять придет в сферу повседневной жизни и будет указывать людям, что хорошо и что плохо; а так как нынешний режим ровно этим и занят – они ощущают с ним внутренне сродство. Государственная собственность ими понимается как собственность в первую очередь не на экономические, а на символические средства, как собственность не на орудия распределения, а на орудия интерпретации. Недаром никто из них не подрывается на защиту прав меньшинств ( а многие даже и гнобят меньшинства) – если начать защищать права меньшинств, может оказаться, что точек зрения больше, чем одна, а это недопустимо.
По сути, это попытка привести страну сразу в тридцать второй год, минуя двадцатые: чтобы сразу героика, чтобы профсоюзы литераторов давали социальный заказ, чтобы можно было воспевать индустриализацию и заодно ловить японских шпионов, ради чего уже сделаны движения «Антимайдан» и телевидение.
Люди, не зная, что им делать с наличной реальностью, в которой стало слишком много разнообразия, пытаются эту реальность мобилизовать, потому что мобилизованная реальность – это очень простая реальность. В деле мобилизации все средства хороши: если нужно для этого помолиться и включить шовинизм – то, стало быть, нужно сделать то и другое, революция все спишет.
То есть, очевидно, что люди типа Прилепина, Лимонова или Константина Семина, который тут тоже сказался вдруг социалистом, в своих призывах «назад в СССР» ищут не какой-то особенной свободы для народа, а, напротив, возврата к старой привычной нормативности, которую сейчас сменила нормативность менее жесткая и допускающая какой-то люфт (правда, сейчас все меньше). Вся эта риторика про «государство рабочих и крестьян» рано или поздно у них оборачивается проклятьями в адрес битлс, порочного Запада и современного искусства, и делается совершенно очевидно, что люди ждут, когда же придет опять товарищ Молотов, который укажет всем этим абстракцистам и пидерастам, какую музыку писать, как рисовать реалистические портреты и как всем себя вести на улице. То есть, ими движет такой убогий филистерский страх перед разнообразием жизни, а не тяга к социальной справедливости: под социальной справедливостью эти люди понимают «объективные ценности», щедро сдобренные шовинизмом и имперским мегаломанским размахом. Недаром большинство из них сейчас переделалось в цепных псов режима: вся эта публика до мозга костей этатисты, они ждут, что государство опять придет в сферу повседневной жизни и будет указывать людям, что хорошо и что плохо; а так как нынешний режим ровно этим и занят – они ощущают с ним внутренне сродство. Государственная собственность ими понимается как собственность в первую очередь не на экономические, а на символические средства, как собственность не на орудия распределения, а на орудия интерпретации. Недаром никто из них не подрывается на защиту прав меньшинств ( а многие даже и гнобят меньшинства) – если начать защищать права меньшинств, может оказаться, что точек зрения больше, чем одна, а это недопустимо.
По сути, это попытка привести страну сразу в тридцать второй год, минуя двадцатые: чтобы сразу героика, чтобы профсоюзы литераторов давали социальный заказ, чтобы можно было воспевать индустриализацию и заодно ловить японских шпионов, ради чего уже сделаны движения «Антимайдан» и телевидение.
Люди, не зная, что им делать с наличной реальностью, в которой стало слишком много разнообразия, пытаются эту реальность мобилизовать, потому что мобилизованная реальность – это очень простая реальность. В деле мобилизации все средства хороши: если нужно для этого помолиться и включить шовинизм – то, стало быть, нужно сделать то и другое, революция все спишет.